Дело «Никула против Финляндии»

 

 

Данное постановление становится окончательным при
обстоятельствах, изложенных в п. 2 статьи 44 Конвенции. Оно может подвергаться
редакционной правке.

В деле «Никула (Nikula) против Финляндии»,

Европейский Суд по правам человека (Четвертая секция), заседая
в виде Палаты, составленной из следующих членов:

 

г-н Г. Ресс, Председатель,

г-н А. Пастор-Ридруэхо,

г-н Л. Кафлиш,

г-н И. Кабрал-Баррето,

г-н В. Буткевич,

г-жа Н. Важич,

г-н М. Пеллонпаа, Судьи,

и г-н В. Бергер, Секретарь Секции,

Проведя 20 сентября 2001 г. и 28 февраля 2002 г. совещания при
закрытых дверях,

 

Выносит следующее решение, которое было принято 28 февраля 2002
г.:

 

 

 

ПРОЦЕДУРНЫЕ ВОПРОСЫ

 

 

1. Дело было возбуждено по жалобе (№ 31611/96) против
Республики Финляндия, поданной в Европейскую комиссию по правам человека
(«Комиссию») согласно статье 25 прежней редакции Конвенции о защите прав
человека и основных свобод («Конвенции») г-жой Анне Никула («заявительницей»),
финской гражданкой, 20 мая 1996 г.

2. Заявительница утверждала, что осуждение ее по обвинению в
диффамации за сделанные ею, в качестве адвоката защиты, критические заявления по
поводу решения прокурора о выдвижении обвинений против одного лица (вследствие
чего клиент заявительницы был лишен возможности допросить его в качестве
свидетеля) и невыдвижении обвинений против другого лица (вследствие чего тот
получил возможность давать показания против клиента заявительницы), было
нарушением ее свободы выражения.

3. Жалоба была передана в Суд 1 ноября 1998 г., когда вступил в
силу Протокол № 11 к Конвенции (п. 2 статьи 5 Протокола № 11). Жалобу передали в
тогдашнюю Четвертую Секцию Суда (п. 1 правила 52 Регламента Суда). В рамках этой
Секции в соответствии с п. 1 правила 26 Регламента Суда была образована Палата,
которой предстояло рассмотреть данное дело (п. 1 статьи 27 Конвенции).

4. Решением от 30 ноября 2000 г. Палата объявила жалобу
частично приемлемой. Заявительница и Правительство представили свои объяснения
по существу дела (п. 1 правила 59). Кроме того, были получены письменные
замечания от третьей стороны – организации «Интерайтс» (Международный центр по
защите прав человека), – которой дал на то разрешение Председатель в
соответствии с п. 2 статьи 36 Конвенции и п. 3 правила 61 Регламента. В ответ на
эти замечания стороны представили свои письменные объяснения (п. 5 правила
61).

5. Слушание по существу дела проводилось публично во Дворце
прав человека в Страсбурге 20 сентября 2001 г. (п. 2 правила 59 Регламента).

Перед Судом предстали:

(a) со стороны Правительства –

г-н А. Косонен, руководитель Министерства иностранных дел, Представитель,

г-н А. Валимаа, юрисконсульт Министерства юстиции, Советник;

(b) со стороны заявительницы –

г-н З. Сундстрем, член Финской коллегии адвокатов, доктор права,

г-н М. Кауппи, член Финской коллегии адвокатов, Советники.

Суд заслушал выступления г-на Косонена, г-на Сундстрема и г-на
Валимаа.

6. 1 ноября 2001 г. Суд изменил состав своих Секций (п. 1
правила 25 Регламента), однако данное дело было оставлено Палате, учрежденной в
рамках бывшей 4-й Секции.

 

 

 

ФАКТИЧЕСКАЯ СТОРОНА ДЕЛА

 

 

 

I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

A. Уголовное судопроизводство в отношении клиента
заявительницы

 

 

7. В 1992-93 гг. заявительница выступала адвокатом защиты в
городском суде (raastuvanoikeus, radstuvuratt) Кокколы по двум уголовным
делам, возбужденным против ее клиента И.С. и других лиц. Заявительница
действовала в качестве адвоката по Закону о бесплатном судопроизводстве 1973 г.
(laki maksuttomasta oikeudenkaynnista, lag om fri rattegang 87/1973) и с
согласия городского суда.

8. В судебном процессе 1992 г. прокурор Т. ходатайствовал о
том, чтобы И.С., его брату С.С. и Л.О. было временно запрещено вести
коммерческую деятельность (liiketoimintakielto, naringsforbud).
Основанием для такого ходатайства послужила ликвидация ряда компаний: в одних из
них ответчики являлись владельцами, в других же они занимали ответственные
посты. На слушании 4 марта 1992 г. Т. заявил, в числе прочего, что, независимо
от того, принимал ли С.С. реальное участие в управлении компаниями или нет,
учитывая его формальное членство в исполнительных комитетах компаний, следует
запретить ему вести коммерческую деятельность. Были заслушаны показания
бухгалтера нескольких компаний М.Х., который проходил в качестве одного из
свидетелей по делу. Данный процесс завершился 9 февраля 1993 г., когда Верховный
суд (korkein oikeus, hogsta domstolen) вынес решение по рассматриваемому
вопросу.

9. Тем временем, И.С., С.С., Л.О. и М.Х. были допрошены в
качестве подозреваемых в связи с поданной М.С. (женой С.С.) жалобой, в которой
утверждалось, что они, в числе прочего, злоупотребили своим служебным положением
в одной из компаний. 7 декабря 1992 г. Т. решил не выдвигать обвинений против
С.С., не найдя доказательств тому, что тот принимал участие в заседаниях
исполнительного комитета компании, занимавшегося размещением инвестированных
истцом средств на цели, с которыми не была согласна М.С., или тому, что С.С.
каким-то иным образом дал свое согласие на подобное размещение средств.

10. 2 февраля 1993 г. против И.С. были выдвинуты обвинения в
пособничестве и подстрекательстве к мошенничеству, а также в злоупотреблении
служебным положением. Л.О. был обвинен, в числе прочего, в мошенничестве при
отягчающих обстоятельствах и в мошенничестве, а в отношении М.Х. были выдвинуты
обвинения в злоупотреблении служебным положением. Прокурор Т. вызвал С.С. для
дачи показаний, но заявительница и другой адвокат защиты возразили против этого
от имени своих клиентов. В городском суде заявительница зачитала и передала
судьям меморандум, озаглавленный «Манипулирование ролями и
незаконная дача показаний» (по-фински, «Roolimanipulointi ja kiellonvastainen todistelu»), в котором, в числе
прочего, утверждалось следующее:

«…Обвинение стремится скрыть тот факт, что С.С. …был
…председателем совета директоров в компании, о которой идет речь. <…>

Вопиющие нарушения в том, что касается дачи показаний, должны
убедить суд в необходимости отклонить такого рода показания. <…>

Действия прокурора показывают, что он пытается, средствами
процессуальной тактики, сделать из со-обвиняемого свидетеля с тем, чтобы
подкрепить выдвинутые им обвинения. Для того чтобы обвиняемый не мог представить
свидетельства по этим вопросам, прокурор, в том же самом деле, выдвинул
сфабрикованные обвинения в отношении лица, которое могло бы выступить в качестве
свидетеля. <…> Такое умышленное злоупотребление правом на свободу
усмотрения со стороны публичной власти крайне необычно в государстве,
руководствующемся принципом верховенства права.

Что же касается, в частности, процессуальной тактики, которую
избрал прокурор в настоящем деле, а именно – сразу двух случаев манипулированияролями в одном и том же
деле, то я заявляю, что даже более мягкая форма такой манипуляции была осуждена
норвежским Верховным судом. В том прецеденте рассматривается противоправное
поведение, схожее с поведением прокурора в настоящем деле. <…>

В данном деле прокурор совершил манипулирование ролями,
нарушив тем самым свои служебные обязанности и создав угрозу правовой
безопасности…»

11. После того как Т. отклонил вышеуказанные утверждения и
оставил свое ходатайство в силе, городской суд отклонил возражение защиты и
разрешил С.С. дать показания. 23 февраля 1993 г. ответчики были осуждены. И.С. и
Л.О. были приговорены к условному наказанию и денежным штрафам, а М.Х. – к
денежному штрафу. Всех их обязали уплатить денежное возмещение и судебные
издержки. Все они подали апелляции, причем И.С. и Л.О. заявляли, в числе
прочего, что С.С. не имел права выступать в качестве свидетеля.

12. В своем решении от 20 декабря 1993 г. апелляционный суд
(hovioikeus, hovratt) Васы оставил в силе решение заслушать С.С. в
качестве свидетеля, но оправдал И.С. и М.Х. по обвинениям в злоупотреблении
служебным положением. Тем не менее, он обязал их уплатить истцу денежное
возмещение.

13. М.Х. и Т. испросили разрешения подать апелляцию в Верховный
суд. Когда заявительницу попросили высказать свое мнение относительно просьбы
Т., она заявила от имени И.С., что С.С. не должен был выступать в качестве
свидетеля. Разрешение на апелляцию было дано одному М.Х. Своим решением от 9
марта 1995 г. Верховный суд освободил М.Х. от уплаты денежного возмещения.

 

 

B. Преследование заявительницы по обвинению в
диффамации

 

 

14. Т. доложил обвинителю (kanneviskaali,
hovrattsfiskalen) апелляционного суда об утверждениях, сделанных
заявительницей 2 февраля 1993 г., на предмет возможного выдвижения против нее
обвинений в диффамации. 27 декабря 1993 г. исполняющий обязанности обвинителя
посчитал, что заявительница виновна в диффамации, но решил не выдвигать против
нее обвинений вследствие малозначительности правонарушения. Исполняющий
обязанности обвинителя аргументировал свое решение следующими соображениями:

«Рассматриваемая сейчас диффамация вряд ли может повести к
более суровому наказанию, чем денежный штраф.

[Заявительница] сделала свое вышеупомянутое… заявление, чтобы
не допустить допроса [С.С.] в качестве свидетеля. Действуя таким образом,
[заявительница] пыталась защитить интересы своего клиента в судебном процессе.
<…> В своем заявлении [она] стремилась, – возможно, отчасти вследствие
своей неопытности, – склонить… городской суд к рассмотрению дела в контексте…
норвежского прецедента и его формулировок. Поэтому заявление ее было выдержано в
довольно резких тонах и вследствие этого оскорбило Т. …несмотря на то, что
[заявительница] не могла представить необходимых фактических оснований в
подтверждение своих заявлений в отношении [Т.]

На том же слушании… городской суд не нашел препятствий для
того, чтобы заслушать [S.S] в качестве свидетеля. В своих доводах городской суд
отметил, что ни в материалах предварительного расследования, ни в других
документах не обнаружилось никаких сведений, на основании которых можно было бы
сделать вывод, что прокурор умышленно отобрал определенных лиц и сделал их
обвиняемыми по делу… Апелляционный суд не отменил [этого] решения городского
суда. При данных обстоятельствах, [совершенное заявительницей правонарушение] не
причинило [Т.] какого-либо существенного ущерба…»

15. Используя свое независимое право на частное обвинение, Т.
все же возбудил в апелляционном суде уголовное дело против заявительницы. В
апелляционном суде заявительница утверждала, что ей как адвокату защиты должна
была быть предоставлена далеко идущая свобода выражения. Прокуроры и адвокаты
должны относиться к критике в свой адрес намного терпимее, чем частные лица.
Высказывания заявительницы были адресованы исключительно городскому суду и
ограничивались критикой того, каким образом Т., как прокурор, вел уголовное дело
в отношении клиента заявительницы. Поскольку городской суд отклонил возражение
заявительницы против допроса С.С. в качестве свидетеля, указанные высказывания
не могут считаться диффамационными в смысле раздела 2 главы 27 Уголовного
кодекса (rikoslaki, strafflag).

16. Т. настаивал на том, что высказывания заявительницы в
городском суде 2 февраля 1993 г. были способны выставить его в неприглядном
свете, помешать ему исполнять свои профессиональные обязанности и отрицательным
образом сказаться на его карьере. Он ссылался на свою многолетнюю службу в ранге
прокурора, на занимаемый им ответственный пост в муниципальных органах и на то,
что он председательствует в местном отделении политической партии.

17. 22 августа 1994 г. апелляционный суд признал заявительницу
виновной в публичной диффамации, совершенной «не по злому умыслу»(julkinen ei vastoin parempaa tietoa tehty herjaus, offentlig smadelse
dock inte emot battre vetande), т.е. в диффамации вследствие небрежности,
которую следует отличать от «преднамеренной» публичной диффамации, то есть,
умышленного вменения Т. преступления, зная, что он его не совершал (а не просто
озвучивания подозрения, что он его совершил). Заявительница была приговорена к
штрафу в размере 4260 финских марок (716 евро). Кроме того, ее обязали уплатить
3000 финских марок (505 евро) в качестве компенсации за вред, причиненный Т., и
8000 финских марок (1345 евро) за его судебные издержки (обе суммы с начислением
процентов исходя из 16% годовых). Наконец, ее обязали уплатить государству 300
финских марок (50 евро) в качестве судебных издержек. апелляционный суд указал,
в числе прочего, что:

«Обязанность адвоката заключается в том, чтобы в рамках закона
и норм адвокатской этики отстаивать интересы своих клиентов. Требования к
адвокатской деятельности изложены в весьма общих положениях и правилах. Согласно
общепризнанным принципам, обвиняемому должны быть предоставлены все гарантии,
необходимые для его защиты. Далее, адвокат может настаивать на том, чтобы суд
внимательно и подобающим образом рассмотрел каждый аспект дела его клиента. [На
адвоката] возлагается обязанность указывать на замеченные им ошибки и
недостатки. С этой целью адвокат свободен выступать с критикой всего, что имеет
отношение к делу. В то же время, такого рода критика должна быть уместной и
основываться на фактах. Основания для критики должны быть тщательно
продуманными. <…> Методы, которые могут использовать адвокаты, также
ограничены, в числе прочего, положениями, содержащимися в главе 27 Уголовного
кодекса.

В [данном] деле установлено, что в своем вышеупомянутом
письменном обращении [заявительница] утверждала, будто бы при принятии решения о
том, кому следует предъявить обвинение по делу, [Т.] умышленно злоупотребил
своим правом на свободу усмотрения, нарушив тем самым свои должностные
обязанности.

Таким образом, Т. был обвинен в умышленном преступлении при
исполнении служебных обязанностей в смысле раздела 10 главы 40 Уголовного
кодекса. Поведение [заявительницы] …подпадает под состав уголовного
преступления, если ее высказывания способны выставить [Т.] в неприглядном свете,
помешать ему исполнять свои профессиональные обязанности или отрицательным
образом сказаться на его карьере. На этот счет апелляционный суд отмечает, что
заявления сделаны практикующим юристом, обученным нормам судопроизводства
(varatuomari, viceharadshovding). Заявления были сделаны на
публичном слушании дела в городском суде. Таким образом, они могли стать
достоянием общественности. Следовательно, утверждения, касающиеся
…злоупотребления правом на свободу усмотрения в нарушение служебных
обязанностей, могли выставить [Т.] в неприглядном свете, помешать ему исполнять
свои профессиональные обязанности и отрицательным образом сказаться на его
карьере.

В отсутствие достаточных доказательств, [Т.] не стал выдвигать
обвинений против [С.С.]. Апелляционный суд отмечает, что в его распоряжении нет
абсолютно никаких данных в пользу того, что вышеупомянутое решение [Т.] не
базировалось на надлежащих, разъясненных в решении основаниях. В своем решении,
вынесенном на том же слушании… городской суд не нашел препятствий для того,
чтобы допросить [С.С.] в качестве свидетеля. В своем решении от 20 декабря 1993
г. …апелляционный суд не отменил это решение городского суда.

На основании обвинений, которые [Т.] выдвинул против [М.Х.],
городской суд признал [его] виновным в злоупотреблении служебным положением. В
своем вышеупомянутом решении апелляционный суд… оправдал [М.Х.], но оставил в
силе решение городского суда, обязывающее его уплатить денежное возмещение.
Апелляционный суд отмечает в этой связи, что в его распоряжение не поступило
никаких данных, свидетельствующих о том, что [Т.] выдвинул обвинения против
[М.Х.] ради того, чтобы его нельзя было допросить в качестве свидетеля.

[Инкриминируемое Т. поведение] не было доказано.

Нет оснований полагать, что [заявительница] действовала с
намерением… хотя она и облекла свою критику в оскорбительную для [Т.] форму.
Ради защиты интересов своего клиента, [заявительница] стремилась не допустить
допроса [С.С.] в качестве свидетеля и выдвигала сомнения в его надежности.
[Заявительница] в принципе имела право критиковать прокурора и высказывать свое
подозрение, что прокурор действовал неправильно. При оценке виновности
[заявительницы] не выявлено ни одной причины не доверять заключению о том, что
она недостаточно тщательно обдумала основания для своих критических
высказываний. Поэтому апелляционный суд считает, что [заявительница] действовала
непреднамеренно. Тем не менее, [она] должна была сознавать, что ее утверждения
носят диффамационный характер и способны выставить [Т.] в неприглядном свете,
помешать ему исполнять свои профессиональные обязанности и отрицательным образом
сказаться на его карьере. <…> ».

18. Как Т., так и заявительница подали свои апелляции в
Верховный суд. 15 февраля 1996 г. (KKO 1996:17) Верховный суд, заседая в виде
палаты из пяти судей с решающим голосом у судьи Туленхеймо-Такки, утвердил
доводы апелляционного суда, но отказался от вынесения приговора заявительнице,
посчитав, что ее правонарушение было малозначительным. Соответственно, он
отменил наложенный на нее денежный штраф, хотя и оставил в силе возложенное на
нее обязательство уплатить денежное возмещение и судебные издержки. Судьи Крок и
Вуори голосовали за утверждение решения апелляционного суда в целом, тогда как
судьи Лехтимайя и Портин считали, что нужно оправдать заявительницу и снять с
нее обязательство по уплате денежного возмещения. В соответствии с процедурой
голосования, изложенной в разделе 4 главы 23 Судебно-процессуального кодекса
(Oikeudenkaymiskaari, Rattegangs Balk), большинство было признано за
судьями, выступавшими за применение к заявительнице штрафных санкций, а из двух
точек зрения среди указанного большинства возобладала наиболее снисходительная.
Судья Лехтимайя, к мнению которого присоединился судья Портин, аргументировал
свою позицию следующим образом:

«Данное дело касается, с одной стороны, свободы слова адвоката
обвиняемого в уголовном процессе и, с другой стороны, порога, при котором
критика служебных действий прокурора начинает рассматриваться как уголовное
преступление.

Справедливое судебное разбирательство немыслимо без того, чтобы
адвокат защиты, если того требуют интересы его клиента, имел свободу критиковать
служебные действия прокурора, не опасаясь при этом быть наказанным. Это
считается существенным принципом прав человека в западных странах, где
преобладают нормы права… Данный принцип [лишается смысла], если свобода
выражения адвоката защиты в такой ситуации подвергается чрезмерному ограничению.
Поэтому правовым нормам, ограничивающим эту свободу выражения, должно быть дано
узкое толкование. Соответственно, разумно предполагать, что прокурор будет
терпимо относиться даже к острой критике его служебных действий на публичном
слушании. Это обусловлено особым характером должности прокурора.

 

Действие, вменяемое в вину [заявительнице]

 

На основании доводов апелляционного суда я считаю, что
[заявительница] не имела намерений оскорбить [Т.] и действовала не по злому
умыслу. Вопрос… таким образом, заключается в том, виновна ли [она] в диффамации,
вменяемой ей в вину апелляционным судом.

На судебном процессе, о котором идет речь, [заявительница] считала, что интересы ее клиента требуют того, чтобы [свидетель обвинения] был
лишен права давать показания против своего брата. С этой целью [заявительница] высказала имевшееся у нее подозрение, что при рассмотрении вопроса о выдвижении
обвинений [Т.] допустил… манипулированиеролями. [Заявительница] считала необходимым
подчеркнуть, что с ее точки зрения такое действие противоречит финскому
законодательству и, следовательно, прокурор нарушил… свои служебные обязанности.
В качестве адвоката защиты [заявительница] имела право высказывать подобные
мнения, а в качестве прокурора [Т.] должен был терпимо отнестись к такого рода
критике. Будучи стороной в судебном споре, [Т.] имел возможность ответить на
утверждения [заявительницы] и отклонить подозрения противной стороны, если он
считал их необоснованными.

С другой стороны, у [заявительницы] в ее качестве адвоката
защиты не было необходимости высказывать свое мнение относительно того, совершил
ли [Т.] должностное преступление, действуя инкриминируемым ему образом, или нет…
В этом отношении высказывания [заявительницы] представляются мне
неуместными.

 

Составные части диффамации

 

Но совершила ли [заявительница] диффамацию? Достаточно ли для
состава преступления, предусмотренного в разделе 2 главы 27 Уголовного кодекса,
утверждения, что кто-то «виновен в конкретном преступлении» в обстоятельствах,
упомянутых в этом положении – или же требуется также, чтобы предполагаемое
преступление было способно «выставить» указанное лицо «в неприглядном свете,
помешать ему исполнять свои профессиональные обязанности или отрицательным
образом сказаться на его карьере»? Чисто лингвистически данное положение открыто
для различных толкований. Апелляционный суд воспользовался таким толкованием,
которое наиболее благоприятствует обвиняемой, заключив, что состав уголовного
преступления в [ее] поведении имеется [только в том случае], если ее
высказывания способны выставить [Т.] в неприглядном свете, помешать ему
исполнять свои профессиональные обязанности или отрицательным образом сказаться
на его карьере. Я согласен с толкованием, данным апелляционным судом.

Принимая во внимание широкое определение этого преступления,
неразумно полагать, что любое утверждение о якобы совершенном преступлении
неминуемо ведет к …упомянутым в данном положении вредоносным последствиям. Чтобы
утверждение о якобы совершенном преступлении соответствовало определению
диффамации, в рассматриваемом деле необходимо представить доказательства того,
что оно привело к вредоносным последствиям.

 

Оценка вредоносного характера утверждения о якобы совершенном
преступлении

 

Общеизвестно, что роль адвоката обвиняемого включает в себя
критику решения прокурора о выдвижении обвинений… Это превратилось почти что в
правило, особенно в случае отрицания обвинений, выдвинутых против клиента
адвоката. Известно также, что употребляемые адвокатом выражения могут быть
резкими и острыми, а взгляды его – в высокой степени субъективными.
Присутствующая на судебном разбирательстве публика обычно способна занять
рассудительную позицию по отношению к критике, которой стороны подвергают друг
друга. Кроме того, не всякие критические высказывания следует понимать в
буквальном смысле, даже если они произнесены лицами с высшим юридическим
образованием.

Что касается предполагаемого манипулирования[Т.] ролями как такового, то
[заявительница] не утверждала, будто [Т.] совершил что-то такое, чего он не
делал. Она лишь подвергла сомнению уместность [его] решений… [Заявительница] утверждала, что фактическая цель действий [Т.] не соответствовала заявленным
причинам его действий. На этой основе [заявительница] объявила, что она считает
служебные действия [Т.] неправомерными и намеренно вредными для ее клиента.
Несмотря на безоговорочный тон и формулировку высказываний [заявительницы], их
можно понимать как [ее] собственные сомнения относительно причин, по которым
[Т.] действовал именно таким, а не иным образом.

 

Заключение

 

В свете вышеуказанных соображений я не считаю, что утверждение
[заявительницы] о совершении [Т.] должностного преступления было способно
выставить его в неприглядном свете, помешать ему исполнять свои профессиональные
обязанности или отрицательным образом сказаться на его карьере, в смысле
подраздела 1 раздела 2 главы 27 Уголовного кодекса. Поэтому я не считаю
доказанным обвинение [заявительницы] в совершении диффамации… Я признаю
недействительным решение апелляционного суда и отклоняю обвинения и иски о
компенсации ущерба [против заявительницы].

 

Издержки

 

Что же касается судебных издержек, то, несмотря на исход дела,
я полагаю, что, принимая во внимание неуместный характер замечаний
[заявительницы], она дала [Т.] основания для возбуждения против нее судебного
преследования. Тем не менее, учитывая все обстоятельства дела, я считаю… что обе
стороны должны нести свои собственные издержки».

 

 

 

II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ ВНУТРЕННЕЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО

 

 

19. Согласно разделу 2 главы 27 Уголовного кодекса,
действующего на то время, лицо, которое утверждает, пусть даже и не по злому
умыслу, что кто-то совершил преступление, признается виновным в диффамации, если
только оно не представит достаточного основания в подтверждение своего
утверждения.

20. Подраздел 2 раздела 9 главы 24 действующего в настоящее
время Уголовного кодекса, с учетом поправок, внесенных Законом № 531/2000,
предусматривает, что если критика направлена на поведение другого лица при
осуществлении им своей политической или коммерческой деятельности, исполнении им
общественной должности или общественных обязанностей, ведении им научной,
художественной или другой сопоставимой общественной деятельности, и если
очевидно, что эта критика не преступает границ приемлемого поведения, то она не
считается диффамацией в смысле подраздела 1.

21. Согласно разделу 10a главы 15 Судебно-процессуального
кодекса, суд вправе предписать, что неподходящий законный представитель не может
более выступать в суде по рассматриваемому делу. Суд также вправе, по
аналогичным основаниям, аннулировать назначение адвоката, которому поручено
ведение дела по системе бесплатной юридической помощи (раздел 14 Закона о
бесплатном судопроизводстве).

 

 

 

III. СРАВНИТЕЛЬНОЕ ПРАВО И ПРАКТИКА

 

 

 

A. Замечания, представленные организацией «Интерайтс»

 

 

22. Организация «Интерайтс», принимающая участие в рассмотрении
дела в качестве третьей стороны, заключила из произведенного ей обследования
положения дел в ряде государств-участников Совета Европы (т.е. Бельгии, Дании,
Франции, Италии, Нидерландов, Испании, Швеции и Соединенного Королевства), а
также некоторых других государств (Австралии, Канады и Южной Африки), что
большая их часть предоставляет адвокатам привилегию на заявления,
которые они делают, представляя в суде своих клиентов. Хотя степень и применение
такой привилегии варьируются в зависимости от юрисдикции, все обследованные
государства признают, что способность адвоката выражать свое мнение тесно
связана с его долгом отстаивать интересы своего клиента. Привилегия на
потенциально диффамационные высказывания позволяет адвокатам более эффективно
аргументировать свою позицию, полагаясь даже на факты, в истинности которых они
не могут быть абсолютно уверены. Например, в Нидерландах адвокаты защиты
регулярно делают заявления о том, что прокурор злоупотребляет своим правом на
свободу усмотрения. На потенциально относящиеся к делу, но полностью
безосновательные утверждения попросту не обращают внимания.

23. В той степени, в какой допускаются ограничения на
высказывания адвокатов в суде, в большинстве обследованных организацией
«Интерайтс» юрисдикций прослеживается явная тенденция к применению санкций
преимущественно дисциплинарного, а не уголовного характера. С точки зрения
«Интерайтс», это отражает позицию, занятую Судом в контексте статьи 10, а
именно: то, что страх даже относительно мягкого уголовного наказания в состоянии
остудить вполне обоснованную и сдержанную критику (см., например, судебное
постановление по делу Торгеир Торгеирсон против Исландии от 25 июня 1992
г., Серия A, т. 239).

24. Там, где уголовные наказания разрешены в теории, в
большинстве обследованных «Интерайтс» юрисдикций они редко применяются на
практике, – а если и применяются, то, как правило, лишь в экстремальных
ситуациях и при условии, что доказано наличие не простой небрежности, а явного
намерения. Даже если высказывания адвоката могут в принципе служить основанием
для ограничений, то они, как правило, налагаются лишь в том случае, когда
высказывания не только носят диффамационный характер, но и полностью не связаны
с судебным разбирательством или сторонами по делу.

25. Более того, почти все обследованные «Интерайтс» юрисдикции
признают фундаментальное различие между ролью прокурора как оппонента
обвиняемого и ролью судьи. Как правило, это различие обеспечивает более высокий уровень защиты заявлениям, в
которых содержится критика прокурора.

26. По заключению организации «Интерайтс», в большинстве
обследованных юрисдикций адвокат защиты практически не может быть подвергнут
уголовному преследованию за критические высказывания по поводу того, каким
образом прокурор ведет дело, или же за заявление, что прокурор злоупотребляет
своим правом на свободу усмотрения. Считается, что по таким фактам нет
необходимости прибегать к уголовному судопроизводству.

 

 

B. Принципы, принятые международными организациями

 

 

27. Согласно п. 20 Основных принципов, касающихся роли юристов
(принятых в 1990 г. восьмым конгрессом Организации Объединенных Наций по
предупреждению преступности и обращению с правонарушителями), адвокаты должны
пользоваться «иммунитетом от гражданского и уголовного преследования за
релевантные заявления, сделанные добросовестно в устных профессиональных
выступлениях в суде, трибунале или ином юридическом либо административном
органе, или же в письменных представлениях в указанные органы».

28. В своей Рекомендации № (2000) 21 Комитет министров Совета
Европы рекомендует правительствам государств-участников принять или усилить, в
зависимости от ситуации, те меры, которые они сочтут необходимыми для
обеспечения адвокатам свободы осуществлять свою деятельность. К примеру,
«адвокаты не должны страдать от последствий или подвергаться опасности любых
санкций или давлению, когда они действуют в соответствии со своими
профессиональными нормами». Впрочем, адвокаты должны «уважать судебную систему и
исполнять свои обязанности по отношению к суду в соответствии с национальными
правовыми и иными нормами, а также профессиональными стандартами» (принципы I:4
и III:4).

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

I. О ПРЕДПОЛАГАЕМОМ НАРУШЕНИИ СТАТЬИ 10 КОНВЕНЦИИ

 

 

29. Заявительница жаловалась, что вследствие признания ее
виновной в диффамации прокурора Т. было нарушено ее право как адвоката защиты на
свободное выражение своего мнения. При этом она ссылалась на статью 10
Конвенции, в соответствующей части которой предусматривается:

«1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право
включает свободу придерживаться своего мнения и …распространять информацию и
идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей…

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и
ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями,
ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в
демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной
целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или
преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав
других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально,
или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия».

 

 

A. Наличие вмешательства

 

 

30. Участники судебного разбирательства согласились с тем, что
осуждение заявительницы было вмешательством в осуществление ею своего права на
свободу выражения. Суд не видит оснований для иного вывода.

 

 

B. Обоснованность вмешательства

 

 

31. Вмешательство не противоречит статье 10 Конвенции только в
том случае, если оно «предусмотрено законом», преследует одну или несколько
правомерных целей, указанных в пункте 2 статьи 10, и «необходимо в
демократическом обществе» для достижения такой цели или целей.

 

 

1. «Предусмотрено законом»

 

 

32. Заявительница оспаривала то, каким образом национальные
суды толкуют Уголовный кодекс, а именно возможность применения его положений
даже к аргументам адвоката защиты на судебных слушаниях.

33. Правительство напоминало, что заявительница была признана
виновной в диффамации на основании раздела 2 главы 27 Уголовного кодекса,
действовавшего на момент вынесения решения. Толкование данного положения в
рассматриваемом деле никоим образом не было произвольным, поэтому вмешательство
было «предусмотрено законом».

34. Суд согласился с тем, что вмешательство основывалось на
разумном толковании раздела 2 главы 27 Уголовного кодекса, действовавшего на
момент вынесения решения. Таким образом, оно было «предусмотрено законом».

 

 

2. Правомерная цель

 

 

35. Заявительница утверждала, что вмешательство не служило ни
одной из правомерных целей, перечисленных в п. 2 статьи 10.

36. С точки зрения Правительства, вмешательство служило
правомерным целям защиты репутации и прав прокурора Т., а также обеспечению
авторитета и беспристрастности правосудия и судебной системы в целом.

37. Суд отмечает, что в своих письменных замечаниях в качестве
адвоката защиты заявительница выступила с критикой решения прокурора Т.
выдвинуть обвинения против определенного лица, что не позволило клиенту
заявительницы допросить его в роли свидетеля. Кроме того, заявительница
подвергла критике решение прокурора не выдвигать обвинений в адрес другого лица,
которое вследствие этого получило возможность дать показания против ее клиента.
Заявительница считала, что оба этих решения являются частью стратегии обвинения,
которую она назвала «манипулированиемролями» – понятием из норвежского прецедента, на
который она неоднократно ссылалась.

38. Суд не обязан принимать решение по вопросу о том, служили
ли уголовные дела, возбужденные Т. в качестве частного обвинителя, правомерной
цели защиты правосудия, так как Суд согласен с тем, что в любом случае
вмешательство преследовало правомерную цель защиты репутации и прав Т.

 

 

3. «Необходимо в демократическом обществе»

 

 

 

(a) Доводы сторон

 

 

39. Заявительница настаивала на том, что вмешательство, о
котором идет речь, не удовлетворяло требованию «необходимости». Критика,
послужившая причиной для признания ее виновной в диффамации, была надлежащей и
основывалась на фактах, которые не были оспорены. Адвокат защиты должен
пользоваться свободой высказывать правдивые утверждения, которые противная
сторона не хотела бы слышать. Статью 10 следует толковать в смысле запрета как
на любое вмешательство органов государственной власти в то, каким именно образом
производится защита обвиняемого, так и на любую угрозу такого вмешательства.

40. Правительство полагало, что вмешательство может
рассматриваться как «необходимое в демократическом обществе» в целях
преследования вышеупомянутых целей. Оно не соглашалось с выводами, сделанными
организаций «Интерайтс», указав, что они базировались на небольшой выборке
правовых систем, причем некоторые из них даже были неевропейскими. Осуществление
свободы выражения сопряжено с определенными обязанностями и обязательствами, что
подчеркивается и в Рекомендации (2000) 21 государствам-участникам Совета Европы.
Высказывания заявительницы были сделаны ею в качестве адвоката защиты, а не с
намерением распространять информацию и идеи. Заявительница не была членом
коллегии адвокатов, и поэтому ее нельзя было подвергнуть дисциплинарному
разбирательству в рамках этой организации. Неприменение к ней положений
Уголовного кодекса, таким образом, поставило бы ее в привилегированное положение
по отношению к членам коллегии адвокатов.

41. С точки зрения Правительства, прокуроры являются частью
судебного корпуса в широком смысле, и потому должны, как и суды, пользоваться
общественным доверием. Принимая во внимание ключевую роль адвокатского сословия,
логично ожидать, что его члены будут способствовать надлежащему отправлению
правосудия и тем самым оправдывать общественное доверие к системе отправления
правосудия. Хотя в отношении государственных служащих пределы допустимой критики
шире, чем в отношении частного лица, национальные суды находятся в более
выгодном положении для установления баланса между различными поставленными на
карту интересами, в том числе достоинством адвокатского сословия.

42. Правительство еще раз повторило, что заявительница была
осуждена за обвинение Т. в том, что, действуя вопреки своим служебным
обязанностям как прокурора, он совершил должностное преступление. Такое
обвинение не было ни необходимым, ни даже полезным с точки зрения защиты клиента
заявительницы. И хотя адвокаты со-обвиняемого также возражали против допроса
брата клиента заявительницы в роли свидетеля, они не прибегали при этом к
обвинению прокурора Т. в совершении должностного преступления, не называли его
поведение «умышленным» или «вопиющим злоупотреблением правом на свободу
усмотрения», и не обвиняли его в выдвижении «сфабрикованных обвинений», – здесь
приведены лишь некоторые из тех резких выражений, которые заявительница
подготовила заблаговременно перед слушанием, и которые нельзя поэтому
приравнивать к заявлениям, сделанным в ходе ожесточенной судебной дискуссии.
Если бы заявительнице удалось доказать правдивость своих утверждений, то Т.
могли бы освободить от занимаемой должности и приговорить к лишению свободы.

43. Правительство допускает, что угроза судебного преследования
за диффамацию, как в форме частного обвинения, выдвинутого государственным
служащим, так и от лица общественности, может оказать сдерживающее воздействие
на свободу выражения адвокатов и привести к тому, что они станут воздерживаться
от высказывания даже уместной критики. Однако в данных конкретных
обстоятельствах вмешательство, о котором идет речь, не было несоразмерно
преследуемой правовой цели, ибо в конечном счете оно приняло форму
обвинительного приговора без каких-либо вытекающих из него уголовных санкций, и,
следовательно, национальные суды не преступили пределов своего усмотрения.

 

 

(b) Оценка суда

 

 

 

(i) Общие принципы

 

 

44. Осуществляя свою контрольную юрисдикцию, Суд должен
взглянуть на оспариваемое вмешательство с учетом обстоятельств дела в целом,
включая содержание высказываний, вменяемых в вину заявительнице, и контекст, в
которых она их сделала. В частности, Суд должен определить, «соразмерно» ли
рассматриваемое вмешательство «преследуемым правомерным целям» и являются ли
основания, выдвинутые в его оправдание национальными властями, «существенными и
достаточными». При этом Суд должен убедиться в том, что национальные власти
применяли нормы, соответствующие принципам статьи 10 и, более того, что их
применение основывалось на приемлемой оценке обстоятельств, относящихся к
делу.

45. Суд еще раз повторяет, что особый статус адвокатов отводит
им центральное место в системе отправления правосудия в качестве посредников
между публикой и судами. Это объясняет ограничения, налагаемые на поведение
членов коллегии адвокатов. Более того, Суды – гаранты правосудия, чья роль
является ключевой в государстве, основанном на верховенстве закона – должны
пользоваться доверием общественности. Принимая во внимание ключевую роль адвокатов в этой области, логично
ожидать, что они будут способствовать надлежащему
отправлению правосудия и тем самым поддерживать доверие общества к системе
отправления правосудия (см. судебное постановление по делу Шёпфер против
Швейцарии от 20 мая 1998 г., Reportsof Judgments and Decisions 1998-III, стр. 1052-1053, пп. 29-30, где приведены дальнейшие ссылки).

46. Далее Суд напоминает, что статья 10 защищает не только
содержание выражаемых идей и информации, но и форму их передачи. Разумеется,
адвокаты также имеют право публично комментировать процесс отправления
правосудия, однако их критика при этом не должна преступать определенных рамок.
В этой связи следует принимать в расчет необходимость установления правильного
баланса между различными вовлеченными интересами, среди которых – право
общественности на получение информации по вопросам, вытекающим из судебных
решений; требования надлежащего отправления правосудия и защита достоинства
адвокатов. При оценке необходимости вмешательства того или иного вида
национальные власти пользуются определенной свободой усмотрения, однако это
усмотрение подлежит контролю со стороны институтов Совета Европы как в отношении
соответствующих норм, так и решений по их применению (см. вышеупомянутое
постановление по делу Шёпфер, стр. 1053-1054, п. 33). Однако в
рассматриваемой в настоящем деле области нет особых обстоятельств – таких,
например, как очевидное отсутствие у государств-участников общей точки зрения на
рассматриваемые принципы или необходимость вводить поправку на разнообразие
моральных концепций, – которые оправдывали бы предоставление национальным
властям широкой свободы усмотрения (ср., например, с судебным постановлением по
делу «Санди таймс» против Соединенного Королевства от 26 апреля 1979 г.,
Серия A, т. 30, стр. 35-37, п. 59, с дальнейшей ссылкой на постановление по делу Хэндисайд против Соединенного Королевства от 7 декабря 1976 г., Серия A,
т. 24).

 

 

 

(ii) Применение вышеуказанных принципов к рассматриваемому
делу

 

 

47. Возвращаясь к фактам рассматриваемого дела, задача Суда
заключается в том, чтобы установить, отвечало ли при данных конкретных
обстоятельствах ограничение свободы выражения г-жи Никула «настоятельной
общественной потребности», было ли оно «соразмерным преследуемой правомерной
цели», и являются ли основания, выдвинутые в его оправдание национальными
властями, «существенными и достаточными».

48. Рамки допустимой критики в отношении государственных
служащих при осуществлении ими своих полномочий могут при определенных
обстоятельствах быть шире, чем в отношении частных лиц. Однако нельзя полагать,
что государственные служащие сознательно оставляют открытым для пристального
анализа каждое свое слово и действие в той мере, как это делают политики, и,
следовательно, что они должны находиться с последними в одинаковом положении,
когда речь заходит о критике их действий. Государственные служащие должны
пользоваться общественным доверием в условиях защиты от необоснованных нападок,
если они намерены и далее успешно выполнять свои обязанности. Поэтому может
оказаться необходимым защитить их от оскорбительных словесных нападок при
исполнении ими своих должностных обязанностей (судебное постановление по делу Яновский против Польши [GC], № 25716/94, п. 33, ECHR 1999-I, где
приведены дальнейшие ссылки). В рассматриваемом деле требования такого рода
защиты не следует сопоставлять с интересами свободы печати или открытого
обсуждения вопросов, представляющих существенный общественный интерес, так как
замечания заявительницы не были сделаны в таком контексте.

49. Суд не стал исключать возможность того, что при
определенных обстоятельствах вмешательство в свободу адвоката выражать свое
мнение в ходе судебного процесса может поднять вопрос и по статье 6 Конвенции в
отношении права обвиняемого клиента на справедливое судебное разбирательство.
Следовательно, принцип «равенства сторон» и другие соображения справедливости
также являются аргументами в пользу свободных и даже яростных по накалу прений
сторон. Тем не менее, Суд отклоняет предложение заявительницы, чтобы адвокату
защиты была предоставлена неограниченная свобода выражения.

50. Настоящая заявительница была осуждена за критику решений
прокурора, принятых им в качестве стороны по уголовному делу, в котором
заявительница защищала одного из обвиняемых. Суд еще раз указывает на
существующее в разных государствах-участниках различие между ролью прокурора как
оппонента обвиняемого и ролью судьи (см. п. 25 выше). Вообще говоря, это
различие должно обеспечивать более высокий уровень защиты заявлениям, в которых обвиняемый критикует
прокурора, в отличие от устных нападок на судью или на суд в
целом.

51. Верно, что заявительница обвинила прокурора Т. в
противоправном поведении, однако критика ее была направлена на стратегию
обвинения, которую по ее мнению избрал Т., то есть, на два конкретных решения,
принятые им еще до судебного разбирательства и составлявшие, как она полагала,
«манипулирование ролями… и нарушение им своих должностных обязанностей». Хотя
некоторые из высказываний заявительницы были неуместными, ее критика строго
ограничивалась действиями Т. как обвинителя в деле против ее клиента, что
следует отличать от критики общих профессиональных и иных качеств Т. В данном
процессуальном контексте Т. должен был терпимо отнестись к суровой критике со
стороны заявительницы в ее роли адвоката защиты.

52. Более того, Суд отмечает, что выступления заявительницы
ограничивались залом суда, что следует отличать от критики в адрес судьи или
прокурора, озвученной, к примеру, в средствах массовой информации (ср.
вышеупомянутое постановление по делу Шёпфер, стр. 1054, п. 34; решение
Комиссии по делу Принс против Соединенного Королевства от 13 марта 1986
г., жалоба № 11456/85, DR 46, стр. 222). Не согласен Суд и с тем, чтобы
приравнять критику заявительницей действий прокурора, носившую процессуальный
характер, к личному оскорблению (ср. дело В.Р. против Австрии, №
26602/95, решение Комиссии от 30 июня 1997 г., [не включено в сборники судебных
решений и постановлений], в котором адвокат назвал мнение судьи «смехотворным»,
и дело Малер против Германии, жалоба № 29045/95, решение Комиссии от 14
января 1998 г. [не включено в сборники судебных решений и постановлений], где
адвокат заявил, что прокурор подготовил проект обвинительного акта, «находясь в
состоянии полного опьянения»).

53. Суд еще раз подчеркивает, что хотя заявительница и не была
членом коллегии адвокатов и, следовательно, не могла быть подвергнута
дисциплинарному разбирательству, она, тем не менее, обязана была подчиняться
суду и его распоряжениям. Нет никаких свидетельств тому, что прокурор Т. просил
председательствующего судью отреагировать на критические замечания заявительницы
как-то иначе, чем путем принятия решения по процессуальному возражению защиты
относительно допроса свидетеля обвинения, о котором идет речь. И действительно,
городской суд ограничился отклонением этого возражения. Тем не менее,
председательствующий судья мог бы прервать выступление заявительницы и сделать
ей замечание даже в отсутствие соответствующей просьбы со стороны прокурора.
Городской суд мог даже аннулировать ее назначение в качестве адвоката по системе
оказания юридической помощи либо отстранить ее от участия в судебном
разбирательстве. В этой связи, Суд хотел бы подчеркнуть роль судов и
председательствующего судьи в такой организации судопроизводства, при которой
обеспечивается надлежащее поведение сторон и, самое главное, справедливость
судебного разбирательства – что вкупе позволяет избежать в дальнейшем
рассмотрения вопроса о правомерности заявлений одной из сторон в зале судебных
заседаний.

54. Верно, что после выдвижения прокурором Т. частного
обвинения заявительница была признана виновной лишь в диффамации вследствие
небрежности. Столь же существенно и то, что Верховный суд снял с нее этот
приговор, посчитав правонарушение малозначительным по характеру. Даже если
наложенный на нее штраф был таким образом снят, оставалось в силе возложенное на
нее обязательство уплатить денежное возмещение и судебные издержки. Даже в таких
условиях, угрозу пересмотра критических замечаний адвоката в адрес другой стороны
по уголовному делу – которой, без всякого сомнения, следует признать прокурора –
после события трудносогласовать с
долгом адвоката защиты рьяно отстаивать интересы своего клиента. Отсюда
следует, что оценку уместности и полезности аргументов защиты следует, при
надлежащем надзоре со стороны судей, предоставить главным образом самим
адвокатам, не подвергая их потенциально «опасному воздействию» даже сравнительно
малозначительного уголовного наказания или обязательства компенсировать
причиненный ущерб или понесенные издержки.

55. Таким образом, ограничение свободы слова адвоката защиты,
даже путем мягкого уголовного
наказания, может
быть допущено как необходимое в демократическом обществе только в исключительных
случаях. Как решение исполняющего обязанности обвинителя не
выдвигать обвинений против заявительницы, так и мнение меньшинства в Верховном
суде свидетельствуют, что национальные власти были далеко не единодушны по
вопросу о наличии достаточных оснований для рассматриваемого ныне вмешательства.
С точки зрения Суда, наличие таких оснований продемонстрировано не было, а
посему ограничение свободы г-жи Никула выражать свое мнение не отвечает никакой
«настоятельной общественной потребности».

56. В данных обстоятельствах Суд пришел к заключению, что имело
место нарушение статьи 10, поскольку решение Верховного суда об утверждении
приговора в отношении заявительницы и оставление в силе судебного приказа об
уплате денежного возмещения и судебных издержек не было соразмерным преследуемой
правомерной цели.

 

 

II. О ПРЕДПОЛАГАЕМОМ НАРУШЕНИИ СТАТЕЙ 17 И 18
КОНВЕНЦИИ

 

 

57. После того, как жалоба заявительницы была объявлена
приемлемой, она не стала настаивать на рассмотрении той ее части, которая
касается статей 17 и 18 Конвенции. Суд не находит никаких отдельных вопросов,
возникающих по какой-либо из указанных статей.

 

 

III. О ПРИМЕНЕНИИ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

 

 

58. Статья 41 Конвенции предусматривает:

«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или
Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает
возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в
случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей
стороне».

 

 

A. Ущерб

 

 

59. Заявительница потребовала компенсацию за материальный
ущерб, вытекающий из наложенного на нее обязательства об уплате Т. денежного
возмещения в размере 4464 финских марок (750,80 евро) и его судебных издержек в
размере 8000 финских марок (1345 евро), с начислением процентов из расчета 13%
годовых по общей сумме 14 480 финских марок (2345 евро) начиная с 27 февраля
1996 г.

60. Кроме того, в качестве компенсации за причиненные
неудобства и упущенные профессиональные возможности заявительница потребовала
800 000 финских марок (134 550 евро), с начислением процентов из расчета 13%
годовых начиная с 15 февраля 1996 г. Решение Верховного суда по ее делу было
опубликовано и, таким образом, стало известным как в юридических кругах, так и
среди ее потенциальных клиентов. Дело широко освещалось средствами массовой
информации и тщательно анализировалось в академических кругах. Как утверждает
заявительница, в результате всего этого у нее возникли проблемы в
профессиональной деятельности, как, например, не увенчались успехом и ее попытки
вступить в коллегию адвокатов. Ко всему прочему, она якобы была лишена всяческих
шансов получить должность государственного служащего. Она заявляла, что
осуждение ее по обвинению в диффамации поставило ее в невыгодное с точки зрения
профессиональной деятельности положение, которое длилось более семи лет.

61. По мнению Правительства, даже если Суд и признает нарушение
статьи 10 Конвенции, то вышеупомянутое требование заявительницы является
чрезмерным. И хотя следовало возместить заявительнице суммы, которые ее обязали
уплатить по решению Верховного суда, не было никакой причинной связи между
другими пунктами требования о возмещении материального ущерба и каким-либо
нарушением статьи 10.

62. Если Суд все же посчитает, что нарушение данного положения
имело место, то Правительство готово выплатить компенсацию за моральный вред в
размере 30 000 финских марок (5042 евро).

63. Суд указывает на причинную связь между нарушением статьи 10
и вынесенным в отношении заявительницы приказом о возмещении ущерба,
причиненного прокурору Т., в размере 3000 финских марок (505 евро), и
компенсации его же судебных издержек в размере 8000 финских марок (1345 евро).
Наконец, заявительницу обязали уплатить государству 300 финских марок (50 евро)
за судебные издержки. Заявительница не объяснила причин, по которым она
добивается присуждения судебных издержек и расходов, превышающих суммы,
указанные в решении апелляционного суда от 22 августа 1994 г. и впоследствии
утвержденные Верховным судом (см. пп. 17 и 59). Поэтому Суд присуждает ей только
суммы, которые указаны в этом решении (1900 евро).

64. Не найдя причинной связи между остальными пунктами
утверждаемого материального ущерба и установленным нарушением, Суд отклоняет эту
часть требований.

65. Суд согласен с тем, что нарушение свободы заявительницы
выражать свое мнение причинило ей моральный вред, который не может быть
удовлетворен простым признанием Судом факта имевшего место нарушения. Производя
оценку на справедливой основе, Суд присуждает ей 5042 евро в качестве
компенсации по данному пункту.

 

 

B. Судебные издержки и расходы

 

 

66. В качестве компенсации судебных издержек и расходов,
понесенных в связи с разбирательством в национальных судах, заявительница
потребовала 22 000 финских марок (3700 евро), с начислением процентов на 15 000
финских марок (2523 евро) из расчета 16% годовых начиная с 22 сентября 1994 г.,
и на 7000 финских марок (1177 евро) – из расчета 13% годовых начиная с 15 марта
1996 г. Вдобавок к этому, она потребовала 300 финских марок (50,46 евро) в
возмещение судебных издержек, которые апелляционный суд присудил ей выплатить
государству.

67. Заявительница также потребовала компенсацию за судебные
издержки, понесенные ею в связи с разбирательством в учреждениях Конвенции, в
размере 124 869,42 финских марок (21 001,53 евро), с начислением соответствующих
процентов.

68. Правительство напомнило, что только один из семи пунктов
жалобы заявительницы был объявлен приемлемым, и, следовательно, компенсацию,
которая могла быть присуждена по этому пункту, следовало подвергнуть
соответствующей корректировке. Признавая, что заявительница понесла определенные
издержки и расходы в национальных судах и органах Страсбургского Суда,
Правительство оставляло решение вопроса о степени обоснованности ее требований
на усмотрение Суда.

69. Компенсация по этому пункту присуждается только по судебным
издержкам и расходам, которые были фактически произведены и необходимы для того,
чтобы не допустить нарушения статьи 10 или получить возмещение за такого рода
нарушение (см., среди других источников, постановление по делу Хертель против
Швейцарии от 25 августа 1998 г., Reports 1998-VI, стр. 2334, п. 63).
Возмещению могут подлежать судебные издержки и расходы, понесенные не только в
связи с разбирательством в национальных судах, но и в связи с разбирательством в
учреждениях Конвенции. Однако компенсация может присуждаться только по судебным
издержкам и расходам, имеющим отношения к тем пунктам жалобы, которые объявлены
приемлемыми (см., например, постановление по делу Матс Якобсон против
Швеции от 28 июня 1990 г., Серия A, т. 180-A, стр. 16, п. 46).

70. Суд уже присудил заявительнице компенсацию за судебные
издержки, которые она выплатила государству, признав их частью причиненного ей
материального ущерба. Заявительница не представила никаких документов в
подтверждение остальных пунктов своего требования о возмещении судебных издержек
и расходов, понесенных в связи с разбирательством в национальных судах и
учреждениях Конвенции. На национальном уровне она воспользовалась услугами
адвоката только на слушаниях в апелляционном суде. В учреждениях Конвенции она
представляла себя сама вплоть до принятия Судом решения об объявлении приемлемым
пункта жалобы по статье 10 и неприемлемыми шести пунктов ее жалобы по статьям 6
и 13.

71. Учитывая обстоятельства дела и производя свою оценку на
справедливой основе, Суд присуждает заявительнице компенсацию за судебные
издержки и расходы в размере 6500 евро, каковая сумма должна быть увеличена с
учетом всех соответствующих налогов на добавленную стоимость.

 

 

C. Проценты за просрочку

 

 

72. Согласно имеющейся у Суда информации, процентная ставка,
действовавшая в Финляндии на дату принятия настоящего судебного решения,
составляла 11% годовых. Указанную процентную ставку следует применять ко всем
пунктам присужденной компенсации, за исключением судебных издержек и расходов,
которые заявительница выплатила Т. (см. пункты 59 и 63 выше), и которые должны
быть возмещены ей исходя из процентной ставки в 13% начиная с 27 февраля 1996
г.

 

ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ, СУД

 

1. Постановил пятью голосами против двух, что имело
место нарушение статьи 10 Конвенции;

2. Постановил единогласно, что в отношении статей 17 и
18 Конвенции никаких отдельных вопросов не возникает;

3. Постановил пятью голосами против двух, что
государство-ответчик должно выплатить заявительнице в течение трех месяцев со
дня, когда постановление станет окончательным согласно статье 44 п. 2 Конвенции,
5042 евро (пять тысяч сорок два евро) за моральный вред;

4. Постановил единогласно, что государство-ответчик
должно выплатить заявительнице в течение трех месяцев со дня, когда
постановление станет окончательным согласно статье 44 п. 2 Конвенции, следующие
суммы:

(i) 1900 евро (одну тысячу девятьсот евро) за материальный
ущерб;

(ii) 6500 евро (шесть тысяч пятьсот евро) за судебные издержки
и расходы, наряду с любыми подлежащими уплате налогами на добавленную
стоимость;

5. Постановил единогласно:

(a) что начиная с 27 февраля 1996 г. на сумму в 1900 евро
начисляются простые проценты из расчета 13% годовых;

(b) что по истечении вышеуказанного трехмесячного периода на
остальные присуждаемые суммы начисляются простые проценты из расчета 11%
годовых;

6. Отклонил единогласно оставшуюся часть требований
заявительницы о справедливом возмещении.

Совершено на английском языке и оглашено во Дворце прав
человека в Страсбурге 21 марта 2002 г.

 

 

Георг РЕСС, Председатель;

Винсент БЕРГЕР, Секретарь

 

 

В соответствии со статьей 45 п. 2 Конвенции и правилом 74 п. 2
Регламента Суда, к настоящему постановлению прилагается особое мнение г-на
Кафлиша и г-на Пастор Ридруэхо.

 

 

 

 

 

ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЕЙ КАФЛИША И ПАСТОР-РИДРУЭХО

 

 

1. В настоящем деле в роли заявителя выступает адвокат защиты,
которая на открытом слушании в финском суде обвинила прокурора Т. в «вопиющих
нарушениях в том, что касается дачи показаний»; процессуальной тактике, ставящей
целью «сделать из со-обвиняемого свидетеля с тем, чтобы подкрепить выдвинутые им
обвинения», выдвижении «сфабрикованных обвинений», «умышленном злоупотреблении
правом на свободу усмотрения», «манипулированииролями» и, суммируя все вышесказанное, в «нарушении
своих служебных обязанностей и создании угрозы правовой безопасности»
(постановление Суда, п. 10). Все это – обвинения в ненадлежащем исполнении
профессиональных функций, притом весьма несправедливые по отношению к прокурору
Т. Как бы то ни было, после долгого хождения дела по национальным судебным
инстанциям главное наказание – денежный штраф – было отменено, и от
заявительницы требовалось только оплатить прокурору его судебные издержки и
расходы.

2. Большинство членов Суда пришли к заключению, что Финляндия
нарушила статью 10 Конвенции. При этом они ссылались на то, что по вопросам,
охватываемым данным положением, государству предоставлена узкая свобода
усмотрения, в том числе и по делам, касающимся поведения адвокатов в суде
(постановление Суда, п. 46), и что оценку уместности аргументов защиты следует
предоставить главным образом самим адвокатам, дабы не подвергать их «опасному
воздействию» возможных наказаний (там же, пп. 54-55).

3. Статья 10 Конвенции защищает свободу выражения. В пункте 2
этой статьи устанавливается, что осуществление этой свободы влечет за собой
обязанности и обязательства и может быть сопряжено с ограничениями, если они
предусмотрены законом и «необходимы в демократическом обществе» для
преследования определенных целей, таких как «защита репутации или прав других
лиц» и «обеспечение авторитета и беспристрастности правосудия», которому должны
способствовать адвокаты защиты (Шёпфер против Швейцарии¸ постановление Суда от 20 мая
1998 г., Reports 1998-III, п. 29). Другими словами, на осуществление
адвокатами свободы выражения в суде и за его пределами могут налагаться
ограничения, но они должны быть соразмерными и соответствующими преследуемой ими
цели, то есть, защите прав других лиц и системы правосудия – последнее включает
в себя и достоинство судебного процесса – без ущерба для свободы,
гарантированной статьей 10.

4. Возвращаясь к рассматриваемому делу, необходимо,
следовательно, сопоставить интересы, защищаемые обжалуемыми мерами, с интересами
заявительницы.

5. Очевидно, что обвинения, сделанные заявительницей на
открытом судебном заседании, были достаточно серьезными. Они были равносильны не
только утверждению о том, что действия прокурора Т. были неправомерными –
которое само по себе было законным, – но и утверждению, что он злоупотребил
своими должностными обязанностями и вел себя непорядочно. Это – одно из самых
серьезных обвинений, какие только можно выдвинуть в адрес государственного
должностного лица вне зависимости от того, является ли оно магистратом или нет.
Оно не только означает, что магистрат неспособен исполнять свои обязанности и,
возможно, занимать другие должности, но и выставляет в неприглядном свете всю
систему отправления правосудия. Другими словами, существенное значение имеют
интересы, которые защищаются данной мерой.

6. Очевидно также, что в критике стратегий обвинения и при
разработке своей собственной стратегии защиты адвокату должна быть предоставлена
значительная свобода действий. Однако нельзя понимать эту свободу как ничем не
ограниченное право на совершение нападок личного характера, ставящих под
сомнение честность прокурора или других должностных лиц. Нападки заявительницы
представляются намного более серьезными, чем те, что имели место в вышеуказанном
деле Шёпфер, где Суд не нашел нарушения – заключение, которое нельзя
объяснить одним только фактом, что они были сделаны публично, а не в суде на
публичном слушании, как в настоящем деле (постановление Суда, п. 52).
Безусловно, они были оскорбительными по отношению к лицу, к которому они
относились, и одинаково оскорбительными по отношению к достоинству судебной
системы.

7. Теперь необходимо сопоставить два указанных интереса с
обжалуемыми мерами, которые в ходе национальных судебных разбирательств в
конечном счете были сведены к уплате судебных издержек и расходов (постановление
Суда, п. 18). На заявительницу не была наложена судимость. Поэтому нет реальных
оснований полагать, что обжалуемое решение было в состоянии подвергнуть
опасности будущую карьеру заявительницы.

8. Можно соглашаться или не соглашаться с исходом судебных
разбирательств на национальном уровне, однако, сопоставляя интересы Т. и
судебной системы с интересами заявительницы, и принимая во внимание, что
последняя могла изложить те же самые доводы от лица своего клиента, не прибегая
к столь неумеренным выражениям, нам представляется, что принятая мера в том
виде, как она сформулирована в решении Верховного суда Финляндии, была
оправданной.

9. Поэтому мы пришли к заключению, что в рассматриваемом деле
существовала разумная соразмерность между вовлеченными интересами и принятыми
мерами. Следовательно, статья 10 Конвенции нарушена не была.

 

 

© Перевод Института проблем информационного права (г.Москва),
2003