Данное постановление становится окончательным при обстоятельствах, изложенных в п. 2 статьи 44 Конвенции. Оно может подвергаться редакционной правке.

В деле «Ромен и Шмит против Люксембурга»,

Европейский Суд по правам человека (Четвертая секция), заседая в виде Палаты, составленной из следующих членов:

сэр Николас Братца, Председатель,

г-н М. Пеллонпаа,

г-жа Э. Палм,

г-жа В. Стражницка,

г-н М. Фишбах,

г-н Х. Касадевалл,

г-н С. Павловски, судьи,

и г-н М. О’Бойль, секретарь секции,

Проведя 4 февраля 2003 г. совещание при закрытых дверях,

Выносит следующее решение, которое было принято в тот же день:

1. Дело было возбуждено по жалобе (№ 51772/99) против Великого герцогства Люксембург, поданной в Суд 23 августа 1999 г. люксембургскими подданными, г-ном Робертом Роменом и г-жой Аннемари Шмит («заявителями»), в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод («Конвенции»).

2. В Суде заявителей представлял г-н Д. Шпильман из Коллегии адвокатов Люксембурга. Представителем правительства Люксембурга («Правительства») был г-н Р. Нотар из Коллегии адвокатов Люксембурга.

3. Первый заявитель утверждал, в частности, что было нарушено его право как журналиста не раскрывать источники своей информации. Вторая заявительница жаловалась главным образом на необоснованное вмешательство в свое право на уважение ее жилища.

4. Жалоба была передана во Вторую Секцию Суда (п. 1 правила 52 Регламента Суда). В рамках этой Секции в соответствии с п. 1 правила 26 Регламента Суда была образована Палата, которой предстояло рассмотреть данное дело (п. 1 статьи 27 Конвенции).

5. Решением от 12 марта 2002 г. Палата объявила жалобу частично приемлемой.

6. После проведения консультаций со сторонами Суд решил, что в проведении слушаний по существу дела необходимости нет (заключительная часть п. 3 [Вероятно, речь идет о п.2 – Прим. пер.] правила 59), и каждая из сторон ответила в письменной форме на соображения противной стороны по существу дела.

7. 1 ноября 2001 г. Суд изменил состав своих Секций (п. 1 правила 25). Данное дело было передано новому составу Четвертой Секции (п. 1 правила 52).

8. Заявители родились в 1945 г. и 1963 г., соответственно. Они проживают в Люксембурге.

9. 21 июля 1998 г. первый заявитель, выступая в качестве журналиста, опубликовал в ежедневной газете «Летцебюрге журнал» (Letzebuerger Journal) статью под заголовком «Министр В. осужден за уклонение от уплаты налогов» (Minister W. der Steuerhinterziehung uberfuhrt). В статье он заявлял, что, совершив мошеннические махинации при уплате налога на добавленную стоимость, министр нарушил седьмую, восьмую и девятую библейские заповеди. Далее он восклицал, что от политика правого толка можно было бы ожидать более серьезного отношения к правилам, некогда так тщательно разработанным Моисеем. Он добавлял, что на министра был наложен денежный штраф в размере 100 000 люксембургских франков. В заключение он называл поведение министра особенно постыдным, так как речь шла об общественном деятеле, который должен служить примером для других.

10. Заявители представили документы, свидетельствующие, что 16 июля 1998 г. директором Управления по регистрации и государственной собственности (Administration de l’enregistrement et des domaines) на указанного министра был наложен штраф, в соответствии со статьей 77 (2) Закона о налоге на добавленную стоимость от 12 февраля 1979 г. Соответствующее решение было вручено министру 20 июля 1998 г. 27 июля 1998 г. министр опротестовал решение о наложении штрафа в окружном суде. В судебном решении от 3 марта 1999 г. окружной суд постановил, что штраф был необоснованным, поскольку не было установлено состава правонарушения, изложенного в статье 77 (2) Закона о налоге на добавленную стоимость от 12 февраля 1979 г. Данное решение было обжаловано в Верховном Суде. Стороны не представили дальнейшей информации о последующем ходе этого разбирательства.

11. Решение от 16 июля 1998 г. стало предметом критического разбора в других печатных изданиях, таких как ежедневная газета «Републикен лорен» (Republicain lorrain) и еженедельник Летцебюргер ланд» (Letzebuerger Land). Кроме того, с депутатским запросом по поводу этого решения обратился парламентарий от Либеральной партии.

12. После опубликования статьи первого заявителя было начато сразу два судебных разбирательства.

13. 24 июля 1998 г. министр подал в окружной суд иск о возмещении ущерба против первого заявителя и газеты «Летцебюрге журнал», утверждая, что они не имели права публиковать информацию о денежном штрафе. Он также указал на комментарии, составляющие, по его мнению, нападки на его честь. В решении от 31 марта 1999 г. окружной суд отклонил иск министра на том основании, что статья относится к области свободы печати. В решении от 27 февраля 2002 г. Апелляционный суд отменил решение окружного суда.

14. 4 августа 1998 г. министр подал обвинение в совершении преступления.

15. 21 августа 1998 г. прокурор поручил судье, ведущему судебное следствие, выдвинуть обвинения против первого заявителя в незаконном использовании информации, раскрытой в нарушение профессиональной тайны, а также против неизвестного лица или лиц – в нарушении профессиональной тайны. В своем представлении прокурор указал: «Расследование должно установить, кто из служащих Управления по регистрации и государственной собственности был каким-либо образом причастен к этому делу и имел доступ к документам». Прокурор также потребовал от судьи, ведущего судебное следствие, произвести или устроить обыски в жилище первого заявителя и любых принадлежащих ему помещениях, в офисах газеты «Летцебюрге журнал» и Управления по регистрации и государственной собственности.

16. Вслед за этим была произведена серия обысков.

1. Обыски в жилище и на рабочем месте первого заявителя

17. 19 октября 1998 г. судья, ведущий судебное следствие, выдал два ордера на проведение обысков в жилище и на рабочем месте первого заявителя, поручив следователям «произвести обыск и изъятие всех предметов, документов, личного имущества и/или иных материалов, которые могут способствовать установлению истины в отношении вышеуказанных правонарушений, либо использование которых может воспрепятствовать ходу следствия». В первом ордере указывались места, где должен был быть произведен обыск: «жилище Роберта Ромена и принадлежащие ему помещения… любые места, где может находиться он сам или принадлежащие ему либо используемые им автомобили».

18. Оба ордера были приведены в исполнение 19 октября 1998 г., однако они не принесли никаких результатов.

19. 21 октября 1998 г. первый заявитель обратился с просьбой издать приказ об отмене ордеров, выданных 9 октября 1998 г. [Должно быть: «19 октября 1998 г.». – Прим. пер.], и всех проведенных на их основании следственных действий, в особенности, обысков, которые были произведены 19 октября 1998 г. В подтверждение своей просьбы и в дополнение к аргументам, основывающимся на внутреннем законодательстве, первый заявитель ссылался на нарушение статьи 10 Конвенции, придавая особое значение своему праву на защиту журналистских источников.

20. Окружной суд на закрытом заседании отклонил обе просьбы двумя приказами от 9 декабря 1998 г. Он указал, что министр подал жалобу по целому ряду пунктов, включая незаконное раскрытие информации первому заявителю служащими Управления по регистрации и государственной собственности, которую тот, по его утверждению, использовал впоследствии в своей очернительской и клеветнической статье. Эти пункты вполне могли подпасть под определение различных уголовных преступлений, таких как нарушение профессиональной тайны, нарушение финансовой тайны, кража, незаконное использование информации, клевета и уголовная диффамация. Окружной суд указал, что статьей 11 Кодекса служащих центральных и местных государственных органов (statut general des fonctionnaires) государственным служащим запрещается раскрывать любую информацию конфиденциального характера, полученную ими в ходе исполнения своих служебных обязанностей. Раскрытие конфиденциальной финансовой информации считается уголовным преступлением по Закону об общем налогообложении. Преступлением по статье 458 Уголовного кодекса считается распространение конфиденциальной информации лицами, получившими ее в ходе исполнения ими своих профессиональных обязанностей. В отношении незаконного использования информации окружной суд указал, что статья 505 Уголовного кодекса применима ко всем, кто каким бы то ни было образом сознательно извлекает выгоду из серьезного преступления («crime») или серьезного правонарушения («delit»). По общему мнению толкователей права и согласно руководящим судебным прецедентам, незаконное использование распространяется и на нематериальное имущество, такое как заявление права, а также на производственную тайну или материалы, защищенные привилегией на сохранение профессиональной тайны. В этой связи тот факт, что обстоятельства получения имущества не были установлены полностью, не имеет существенного значения, когда предполагаемый пользователь осведомлен о его незаконном происхождении; первичное правонарушение классифицируется как нематериальное. Окружной суд установил, что руководивший судебным следствием судья был правомочен предписывать следственные действия, направленные на получение подтверждения уличающим доказательствам, уже находящимся в его распоряжении. Суд добавил, что нарушение статьи 10 Европейской Конвенции о правах человека места не имело, поскольку обыски, предписанные в целях сбора доказательств и установления истины в отношении возможных уголовных преступлений, повлекших за собой и облегчивших публикацию газетной статьи – не нарушили свободу выражения мнения или свободу печати.

21. Двумя решениями от 3 марта 1999 г. Апелляционный суд на закрытом заседании отклонил просьбы об отмене ордеров, выданных 9 октября 1998 г.

2. Обыск в конторе второй заявительницы

22. 19 октября 1998 г. судья, ведущий судебное следствие, выдал ордер на незамедлительное производство обыска в конторе второй заявительницы. (Вторая заявительница была адвокатом первого заявителя в национальных судебных процессах.)

23. В ходе обыска следователи изъяли письмо директора Управления по регистрации и государственной собственности премьер-министру от 23 июля 1998 г., на котором от руки была сделана пометка следующего содержания: «Руководителям отделов. Письмо передано в конфиденциальном порядке для вашего ознакомления». Заявительница объяснила, что письмо было послано в редакцию газеты «Летцебюргер журнал» анонимным отправителем, а первый заявитель незамедлительно передал его своему адвокату, второй заявительнице.

24. 21 октября 1998 г. было подано ходатайство об отмене ордера на обыск и всех последовавших следственных действий.

25. Окружной суд на закрытом заседании удовлетворил это ходатайство на том основании, что, в нарушение статьи 35 Закона об адвокатуре, в отчет полицейского управления, исполнившего ордеры 19 октября 1998 г., не были включены замечания вице-президента Совета коллегии адвокатов, который присутствовал при производстве обыска и изъятии документа. Окружной суд постановил, что произведенное 19 октября 1998 г. изъятие не имеет юридической силы, и приказал вернуть письмо от 23 июля 1998 г. второй заявительнице.

26. Письмо было возвращено 11 января 1999 г.

27. Однако, в тот же самый день судья, ведущий судебное следствие, выдал новый ордер на обыск с поручением: «произвести обыск и изъятие всех предметов, документов, личного имущества и/или иных материалов, которые могут способствовать установлению истины в отношении вышеуказанных правонарушений, либо использование которых может воспрепятствовать ходу следствия, и, в частности, документа с рукописной пометкой руководителям отделов, датированного 23 июля 1998 г.». Письмо было повторно изъято позднее в тот же день.

28. 13 января 1999 г. вторая заявительница подала ходатайство об отмене ордера на обыск. Она утверждала, в числе прочего, что имело место нарушение принципа, гарантирующего неприкосновенность адвокатских контор и конфиденциальность корреспонденции между адвокатами и их клиентами. Это ходатайство было отклонено окружным судом на закрытом заседании 9 марта 1999 г. Суд указал, что, во-первых, ведущие судебное следствие судьи имеют право производить обыски даже в жилищах и офисах тех лиц, в чьи профессиональные обязанности входит получение конфиденциальной информации и которые юридически обязаны не раскрывать ее… и, во вторых, положения статьи 35 Закона об адвокатуре от 10 августа 1991 г. были выполнены. Обыск и изъятие были произведены в присутствии судьи, ведущего судебное следствие, представителя прокуратуры и президента Совета коллегии адвокатов. Кроме того, в полицейский протокол были внесены запись о присутствии президента Совета коллегии адвокатов и замечания, которые он посчитал нужным сделать относительно защиты профессиональной тайны в связи с изъятием документов.

29. Решением от 20 мая 1999 г. Апелляционный суд на закрытом заседании отклонил ходатайство об отмене ордера на обыск от 9 марта 1999 г.

3. Период после обысков

30. В письме от 23 июля 1999 г. первый заявитель осведомился у судьи, ведущего судебное следствие, о ходе продвижения производства по делу. Он жаловался на невыполнение отдельных дополнительных действий и напоминал судье, что тот обязан соблюдать положения статьи 6 Конвенции. 27 сентября 2000 г. он отправил еще одно письмо-напоминание того же содержания.

31. 3 октября 2000 г. заявители передали в Суд статью из номера еженедельной газеты «Летцебюргер ланд» за 29 сентября 2000 г., в которой, в частности, было напечатано следующее:

«…таким образом, следствие по делу В. завершилось только что обыском в доме служащего Управления по регистрации и государственной собственности, члена социалистической партии, и записью входящих и исходящих телефонных звонков по меньшей мере двух других членов [социалистической партии]…)»

32. 18 апреля 2001 г. первый заявитель отправил еще одно напоминание судье, ведущему судебное следствие. Последний в ответе от 23 апреля 2001 г. написал: «судебное следствие идет своим чередом».

33. Получив письмо от первого заявителя, датированное 13 июля 2001 г., ведущий судебное следствие судья в тот же день уведомил его, что полицейское расследование завершено, а следственное дело только что отправлено на ознакомление прокурору.

34. 16 октября 2001 г. первый заявитель указал прокурору на условия статьи 6 Конвенции и напомнил, что хотя следствие по делу продолжается уже три года, ему до сих пор не предъявлено обвинений.

35. 13 ноября 2001 г. первый заявитель получил повестку, в которой говорилось, что 13 ноября 2001 г. он обязан явиться на допрос в связи с правонарушениями, указанными в обращении министра. В повестке говорилось, что он имеет право на присутствие адвоката.

36. 30 ноября 2001 г. судья, ведущий судебное следствие, предъявил первому заявителю обвинение в «незаконном использовании информации, раскрытой в нарушение профессиональной тайны».

37. Заявители представили статью из номера газеты «Ле Котидьен» (Le Quotidien) за 9 января 2002 г., в которой указывалось, что премьер-министр «считает «несоразмерными» методы, используемые судьей, который ведет судебное следствие по делу о нарушении профессиональной тайны».

38. Согласно приказу, изданному окружным судом на закрытом заседании 1 июля 2002 г., обвинения против первого заявителя признаются ничтожными и не имеющими юридической силы, а ведущему судебное следствие судье направляются материалы по делу с поручением продолжать или завершить следствие.

39. 14 января 2003 г. заявитель направил в Суд письмо от ведущего судебное следствие судьи, датированное 9 января 2003 г., в котором тот уведомляет его, что «судебное следствие только что завершилось».

A. Общие нормы в отношении производства обысков и изъятий

40. Статья 65 Уголовно-процессуального кодекса предусматривает: «Обыски производятся в любом месте, где могут находиться предметы, способствующие установлению истины».

41. Статья 66 того же Кодекса предусматривает: «Изъятие всех предметов, документов, личного имущества и иных материалов, упоминаемых в п. 3 статьи 31, осуществляется судьей, ведущим судебное следствие». Пункт 3 статьи 31 устанавливает рамки того, что может изыматься: «…и вообще, всё, что может способствовать установлению истины, использование чего может препятствовать ходу следствия, либо что подлежит конфискации или реституции».

B. Обыски и изъятия в конторах адвокатов

42. Статья 35 (3) Закона об адвокатуре от 10 августа 1991 г. предусматривает:

«Рабочие места адвокатов и все формы корреспонденции между адвокатами и их клиентами пользуются неприкосновенностью. Если в гражданском производстве или уголовном расследовании принимается мера против адвоката или в отношении адвоката в определенных законом обстоятельствах, подобная мера может приводиться в исполнение только в присутствии президента Совета коллегии адвокатов или его представителя, либо после того, как президенту Совета коллегии адвокатов и его представителю было сделано надлежащее приглашение.

Президент Совета коллегии адвокатов или его представитель может делать замечания относительно защиты профессиональной тайны органам власти, приказавшим применить указанные меры. Протокол изъятия или обыска не имеет юридической силы, если в нем отсутствует запись о том, что при этом присутствовали президент Совета коллегии адвокатов и его представитель либо им было сделано надлежащее приглашение и, в соответствующих случаях, замечания, которые посчитали нужным сделать президент Совета коллегии адвокатов или его представитель».

43. Первый заявитель утверждает, что в результате серии обысков было нарушено его право как журналиста не раскрывать свои источники информации. В этой связи, он ссылается на статью 10 Конвенции, которая предусматривает:

«1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия».

1. Первый заявитель

44. Первый заявитель утверждает, что обыски были вмешательством в его права, гарантированные статьей 10 Конвенции. Обыски производились в целях установления лица, ответственного за предполагаемое нарушение профессиональной тайны, иначе говоря, – журналистского источника информации. Оспариваемые меры были несоразмерными и могли отвратить журналистов от исполнения своей исключительно важной роли «сторожевого пса» в деле информирования общественности по вопросам, представляющим общественный интерес. Лицо, ответственное за нарушение профессиональной тайны, вполне можно было установить и другими методами, например, допросом служащих Управления по регистрации и государственной собственности. Кроме того, полным доказательством того, что обыски не были необходимыми в целях предотвращения беспорядков или преступлений, служит неспособность органов следствия и уголовного преследования предпринять дальнейшие действия по завершении обысков.

2. Правительство

45. Правительство, напротив, заявляет, что действия национальных властей не нарушали прав первого заявителя по статье 10. Обыски не принесли результатов, поскольку единственный изъятый документ не был тем, которым как источником пользовался при написании газетной статьи первый заявитель. В любом случае, вмешательство было предусмотрено законом, а именно статьей 65 Уголовно-процессуального кодекса, и преследовало правомерную цель предотвращения беспорядков или преступлений. Кроме того, оно было необходимым в демократическом обществе и соразмерным преследуемой цели. Тот подход, который Суд продемонстрировал в деле Гудвин против Соединенного Королевства (судебное постановление от 27 марта 1996 г., «Отчеты о судебных постановлениях и решениях» 1996-II), не может быть применен к настоящему делу. Во-первых, от первого заявителя не требовали назвать источник его информации под страхом наложения штрафа; у него был только произведен обыск, в результате чего был изъят один-единственный документ. Во-вторых, в данном деле вмешательство преследовало куда более важную цель, чем защита экономических интересов частного предприятия, как было в деле Гудвин против Соединенного Королевства. Следствие по обвинению в нарушении профессиональной тайны имеет прямое отношение к надлежащему функционированию общественных учреждений. Таким образом, предотвращение и наказание этого преступления было «настоятельной общественной потребностью», которая служила оправданием для вмешательства.

B. Оценка Суда

1. Общие принципы

46. Свобода выражения мнения представляет собой одну из главных опор демократического общества, и предоставляемые прессе гарантии имеют особенно большое значение. Защита журналистских источников информации является одним из основополагающих условий свободы печати. При отсутствии подобной защиты источники не стали бы оказывать содействие прессе, что отрицательно сказалось бы на способности прессы предоставлять точную и надежную информацию по вопросам, представляющим общественный интерес. В результате жизненно важная роль прессы как стража интересов общества была бы подорвана. Принимая во внимание важность защиты журналистских источников для свободы печати в демократическом обществе, вмешательство может считаться совместимым со статьей 10 Конвенции только в том случае, если оно оправдывается более важным требованием общественного интереса. Ограничение конфиденциальности журналистских источников требует особо тщательного изучения со стороны Суда. Задача Суда при осуществлении им своей контрольной функции заключается не в том, чтобы подменять деятельность национальных властей, а в том, чтобы рассматривать в свете статьи 10 решения, которые приняли национальные власти в соответствии со своим правом усмотрения. При этом Суд должен рассмотреть обжалуемое «вмешательство» в контексте всего дела и определить, являются ли основания, выдвинутые в его оправдание национальными властями, «существенными и достаточными» (вышеупомянутое постановление по делу Гудвин против Соединенного Королевства, стр. 500-501, пп. 39 и 40).

2. Применение вышеуказанных принципов

47. В настоящем деле Суд пришел к выводу, что обыски в жилище и на рабочем месте первого заявителя безусловно являются вмешательством в его права, гарантированные пунктом 1 статьи 10. Данные меры имели целью установить личность служащих Управления по регистрации и государственной собственности, работавших над делом о наложении денежного штрафа на министра. В этой связи Суд полагает, что тот факт, что обыски не дали результатов, не лишает их цели, ради которой они производились, а именно, – установление лица, ответственного за нарушение профессиональной тайны, иными словами, журналистского источника.

48. Вопрос заключается в том, может ли это вмешательство быть оправдано согласно пункту 2 статьи 10. Для этого необходимо установить, было ли оно «предусмотрено законом», преследовало ли оно правомерную цель согласно указанному пункту, и было ли оно «необходимым в демократическом обществе» (см. постановление по делу Лингенс против Австрии от 8 июля 1986 г. Серия А, т. 103, стр. 24-25, пп. 34-37).

49. Первый заявитель не оспаривает довода Правительства, что вмешательство было «предусмотрено законом», – в данном случае статьями 65 и 66 Уголовно-процессуального кодекса. Соответственно, Суд не видит причины для того, чтобы придерживаться иной точки зрения.

50. Суд считает, что вмешательство преследовало «правомерную цель» предотвращения беспорядков или преступлений.

51. Главный вопрос заключается в том, было ли оспариваемое вмешательство «необходимым в демократическом обществе» для достижения этой цели. Таким образом, Суду предстоит определить, соответствовало ли вмешательство настоятельной общественной потребности, было ли оно соразмерным преследуемой правомерной цели, и являются ли основания, выдвинутые в его оправдание национальными властями, существенными и достаточными.

52. Суд с самого начала отмечает, что обыски в настоящем деле производились исключительно ради обнаружения доказательств правонарушения, совершенного первым заявителем в качестве журналиста. Цель обысков состояла в установлении лиц, ответственных за предполагаемое нарушение профессиональной тайны и любое правонарушение, совершенное впоследствии заявителем в ходе исполнения им своих служебных обязанностей. Таким образом, не вызывает сомнений, что эти меры подпадают под сферу защиты журналистских источников.

53. При отклонении просьб заявителя об отмене обысков, национальные суды высказывали мнение, что нарушение статьи 10 Конвенции места не имело. Так, они полагали, что обыски, цель которых заключалась в сборе доказательств и установлении истины в отношении возможных уголовных правонарушений, повлекших за собой и облегчивших публикацию газетной статьи – не нарушили свободу выражения мнения или свободу печати.

54. Суд считает себя обязанным отметить, что в газетной статье заявитель опубликовал установленный факт денежного штрафа, который был наложен на министра вслед за решением директора Управления по регистрации и государственной собственности. Таким образом, вполне очевидно, что заявитель выступал с комментарием по вопросу, представляющему общественный интерес, и что вмешательство «не может считаться совместимым со статьей 10 Конвенции, если оно не оправдывается более важным требованием общественного интереса» (постановление по делу Фрессоз и Руар против Франции [GC], № 29183/95, ECHR 1999-I).

55. Из представлений прокурора от 21 августа 1998 г. видно, что одновременно было начато расследование обвинений против служащих Управления по регистрации и государственной собственности и против заявителя с целью установления лица, ответственного за предполагаемое нарушение профессиональной тайны, и получателя таким образом полученной информации. Обыски в жилище и на рабочем месте заявителя были произведены вскоре после этих представлений прокурора. Однако ордеры в отношении служащих из Управления по регистрации и государственной собственности были приведены в исполнение намного позднее.

56. Суд согласен с доводом заявителя – который не оспаривает и Правительство – что в поиске исполнителей правонарушений, указанных в представлениях прокурора, ведущий судебное следствие судья мог воспользоваться и мерами, отличными от производства обысков в жилище и на рабочем месте заявителя (такими, например, как допрос служащих Управления по регистрации и государственной собственности). Следует, однако, отметить, что Правительство не смогло показать, что без произведения обысков в жилище и на рабочем месте заявителя национальные власти не смогли бы установить, имело ли место нарушение профессиональной тайны, и, впоследствии, использование полученной таким образом информации.

57. С точки зрения Суда, между данным делом и делом Гудвина имеется существенное различие. В деле Гудвина журналисту был вручен судебный приказ с требованием раскрыть личность его информатора, тогда как в настоящем деле в жилище и на рабочем месте первого заявителя были произведены обыски. Суд считает, что обыск, произведенный с целью раскрытия источника журналистской информации, хотя бы он и не дал никаких результатов, представляет собой более серьезную меру, чем судебный приказ о раскрытии личности источника информации. Дело в том, что вооруженным следователям, которые с ордером на обыск и совершенно внезапно вторгаются на рабочее место журналиста, предоставлены чрезвычайно широкие следственные полномочия, ибо, по определению, они обладают доступом ко всей имеющейся у журналиста документации. Суд еще раз повторяет: «ограничение конфиденциальности журналистских источников требует особо тщательного изучения со стороны Суда» (см. цитированное выше постановление по делу Гудвин против Соединенного Королевства, п. 40). Таким образом, он полагает, что обыски в жилище и на рабочем месте первого заявителя подрывают защиту источников в еще большей степени, чем меры, бывшие предметом разбирательства в деле Гудвин против Соединенного Королевства.

58. В свете вышесказанного, Суд пришел к заключению, что Правительство не показало, что был обеспечен баланс между соперничающими интересами, а именно, защитой источников, с одной стороны, и предотвращением и наказанием преступлений, с другой стороны. В этой связи, Суд хотел бы еще раз напомнить: «учреждения Конвенции при рассмотрении дел на основании п. 2 статьи 10, сопоставляя соперничающие интересы, отдают предпочтение заинтересованности демократического общества в обеспечении свободы печати» (см. вышеупомянутое постановление по делу Гудвин против Соединенного Королевства, п. 45).

59. Таким образом, Суд придерживается мнения, что, хотя основания, на которые полагались национальные власти, и могут считаться «существенными», они не были «достаточными» для оправдания проведения обысков в жилище и на рабочем месте заявителя.

60. Тем самым, Суд приходит к заключению, что оспариваемые меры следует считать несоразмерными, и что они нарушили право первого заявителя на свободу выражения мнения, как оно гарантировано статьей 10 Конвенции.

61. Вторая заявительница жаловалась на то, что обыск, произведенный в ее конторе, был необоснованным вмешательством в ее право на уважение жилища. Она утверждала также, что изъятие письма нарушило право на уважение «корреспонденции между адвокатом и его клиентом». При этом она полагалась на статью 8 Конвенции, в которой говорится:

«1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц».

A. Доводы сторон в Суде

1. Вторая заявительница

62. Вторая заявительница утверждала, что обыск и изъятие документа, вверенного ей в связи с защитой ею первого заявителя, представляет собой вмешательство в ее права, гарантированные пунктом 1 статьи 8 Конвенции. Данное вмешательство не может считаться «предусмотренным законом», так как Закон об адвокатуре не удовлетворяет качественным требованиям статьи 8. Вторая заявительница указывала, что, во всяком случае, это вмешательство не было необходимым. Формулировки ордеров на обыск были слишком широкими и расплывчатыми. В деле, которое, несмотря на чрезмерную его политизированность, следует все же признать довольно обыденным, средства, использованные национальными властями в начале расследования, были несоразмерными, особенно принимая во внимание последующее бездействие судьи, ведущего судебное следствие.

2. Правительство

63. По мнению Правительства, если даже предположить, что обыск представлял собой вмешательство в права заявительницы по статье 8, то оно было оправданным по пункту 2 того же положения. Вмешательство было предусмотрено законом и преследовало правомерную цель, а именно, предотвращение и наказание уголовных преступлений. Наконец, оно было необходимым в демократическом обществе. Формулировки ордеров на обыск были достаточно узкими и определенными, чтобы позволить следователям обнаружить и изъять необходимые документы. Правонарушения, приведшие к обыску, носили серьезный характер, ибо ставили под вопрос само функционирование государственных институтов, что оправдывало любые меры, которые судья, ведущий судебное следствие, считал необходимыми для установления истины.

B. Оценка Суда

64. Суд напоминает, что предоставляемая статьей 8 защита может распространяться, например, на офис члена профессиональной организации (постановление по делу Нимитц против Германии от 16 декабря 1992 г., Серия A, № 251-B, п. 30).

65. Он соглашается с доводом второй заявительницы, что обыск в ее адвокатской конторе и изъятие документа, имеющего отношение к делу ее клиента, было вмешательством в ее права, как они гарантированы пунктом 1 статьи 8 Конвенции.

66. Суд считает, что вмешательство было «предусмотрено законом», поскольку в статьях 65 и 66 Уголовно-процессуального кодекса рассматривается общий порядок производства обысков и изъятий, а в статье 35 (3) Закона от 10 августа 1991 г. излагается порядок производства обысков и изъятий в конторах и жилищах адвокатов.

67. Он также заключает, что вмешательство преследовало «правомерную цель», а именно, предотвращение беспорядков или преступлений.

68. Что же касается «необходимости» вмешательства, то Суд еще раз повторяет: «Исключениям, предусмотренным в пункте 2 статьи 8, должно быть дано узкое толкование, к тому же, их необходимость в конкретном рассматриваемом деле должна быть убедительным образом установлена» (постановление по делу Кремье против Франции от 25 февраля 1993 г., Серия A, № 256-B, п. 55).

69. Суд отмечает, что, в отличие от обстоятельств дела Нимитц, проведение обыска в настоящем деле регламентировалось особыми процессуальными гарантиями. Обыск производился в присутствии судьи, ведущего судебное следствие, представителя прокурора и президента Совета коллегии адвокатов. Кроме того, в полицейский протокол были внесены запись о присутствии президента Совета коллегии адвокатов и замечания, которые он посчитал нужным сделать относительно защиты профессиональной тайны.

70. С другой стороны, Суд считает необходимым отметить, что формулировки ордера на обыск были весьма широкими и расплывчатыми. В ордере, выданном 11 января 1999 г. судьей, ведущим судебное следствие, следователям поручалось «произвести обыск и изъятие всех предметов, документов, личного имущества и/или иных материалов, которые могут способствовать установлению истины в отношении вышеуказанных правонарушений, либо использование которых может воспрепятствовать ходу следствия, и, в частности, документа с рукописной пометкой руководителям отделов, датированного 23 июля 1998 г.». Тем самым, он давал им относительно широкие полномочия (см. цитированное ранее постановление по делу Кремье).

71. Прежде всего, главной целью обыска было установление источника журналистской информации посредством его адвоката. Соответственно, обыск в конторе второй заявительницы имеет отношение к правам первого заявителя по статье 10 Конвенции. Более того, обыск в ее конторе был несоразмерен преследуемой цели, особенно по той причине, что он был произведен на начальной стадии производства по делу.

72. В свете всего вышесказанного и по основаниям, частично схожим с теми, что изложены в Части I данного постановления, Суд считает, что имело место нарушение прав второй заявительницы по статье 8 Конвенции.

73. Согласно статье 41 Конвенции,

«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».

A. Моральный вред

74. Заявители потребовали компенсацию в размере 5 000 евро за причиненный им моральный вред. Они заявили, что обыски нанесли им серьезную душевную травму, привлекли к ним большое внимание со стороны средств массовой информации и причинили вред их репутации.

75. Правительство оспаривало размер запрошенной заявителями компенсации.

76. Вынося решение на справедливой основе, как того требует статья 41, Суд присуждает каждому из заявителей по 4 000 евро за моральный вред.

B. Судебные издержки и расходы

77. В качестве компенсации судебных издержек и расходов первый заявитель потребовал 35176,97 евро. Он предоставил два финансовых документа: первый датирован 17 января 2002 г. и представляет собой квитанцию об уплате гонорара г-же Шмит по национальным судебным разбирательствам, в размере 25547,56 евро. Второй счет на сумму 9629,41 евро датирован 3 апреля 2002 г. и включает расходы, понесенные в ходе разбирательства дела в Суде. Заявитель утверждал, что помимо этого ему придется заплатить гонорар адвокату за остаток разбирательства дела в Суде, и требовал выплаты компенсации в счет будущих издержек и расходов в размере 1 000 евро.

78. Вторая заявительница не предъявила никаких требований о компенсации судебных издержек и расходов.

79. Правительство оспаривало размер запрошенной первым заявителем компенсации судебных издержек и расходов.

80. Суд еще раз подчеркивает, что заявители могут компенсировать только свои действительно и неизбежно понесенные судебные издержки и расходы, размер которых должен быть разумным (см. постановление по делу Боттацци против Италии [GC], № 34884/97, п. 30, ECHR 1999-V). В настоящем деле, на основании находящихся в распоряжении Суда сведений и вышеупомянутых критериев, он считает сумму в 11629,41 евро разумной и присуждает первому заявителю компенсацию в таком размере.

C. Проценты за просрочку

81. Суд считает уместным базировать процентную ставку по неуплаченной сумме на предельном ссудном проценте Европейского центрального банка, к которому следует прибавить три процентных пункта (постановление по делу Кристин Гудвин против Соединенного Королевства [GC], № 28957/95, п. 124, ECHR 2002-…).

По этим основаниям, Суд единогласно

1. Постановил, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции в отношении первого заявителя;

2. Постановил, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции в отношении второй заявительницы;

3. Постановил:

(a) что Государство-ответчик должно выплатить первому заявителю в течение трех месяцев со дня, когда постановление станет окончательным согласно статье 44 п. 2 Конвенции, следующие суммы:

(i) за моральный вред – 4000 евро (четыре тысячи евро);

(ii) за судебные издержки и расходы – 11629,41 (одиннадцать тысяч шестьсот двадцать девять евро сорок один цент);

(b) что Государство-ответчик должно выплатить второй заявительнице в течение трех месяцев со дня, когда постановление станет окончательным согласно статье 44 п. 2 Конвенции, 4000 евро (четыре тысячи евро) за моральный вред;

(c) что по истечении указанного трехмесячного срока и вплоть до урегулирования задолженности, по вышеуказанным суммам должны будут выплачиваться простые проценты из расчета предельного ссудного процента Европейского центрального банка в течение периода задолженности плюс три процента;

4. Отклонил оставшуюся часть требований заявителей о справедливом возмещении.

Совершено на французском языке; уведомление в письменной форме сделано 25 февраля 2003 г., в соответствии с пп. 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Николас БРАТЦА, Председатель

Майкл О’БОЙЛЬ, Секретарь

© Перевод Института проблем информационного права (г.Москва), 2003